Знаете, кто был любимым певцом Владимира Высоцкого? Не из оперных, а из исполнителей в том же жанре, что и сам Владимир Семёнович, – под аккомпанемент гитары-семиструнки? Алёша Димитриевич.

Его мать была петербургской цыганкой, отец – сербским цыганом; в России Алёша Димитриевич почти не жил – лишь несколько лет в детстве. Но сколько же в его пении чувства и... настоящей русской тоски по Родине!.. (Минутку терпения, к ботиночкам мы сейчас вернёмся.)

Голос у Алёши "невеликий", сиплый, он и запел-то случайно: в семейном ансамбле Димитриевичей был аккомпаниатором, а пели сёстры... Но вдруг запел. И люди ахнули. Ну, не все, конечно. "Кто любит арбуз, а кто свиной хрящик" – у одних "душа праздника просит", а у других – "всплакнуть хочет".

Немедленно вспомнилось:

Геня Моисеевна жила в абсолютно правильном месте: между старой аптекой и кладбищем. Она часто говорила: тем дамам, которым не помог универмаг на станции и аптека, но кому еще рано на кладбище и хочется еще хоть маленький шматок счастья, тем по дороге надо завернуть ко мне. Я сошью им такой лифчик и такой корсет, что у них не потемнеет в глазах, а жизнь заиграет новыми красками. Геня Моисеевна Шахнель шила лучшие бюстгальтеры по всей Казанской железной дороге и у нее не было отбоя от клиентов даже из Москвы. Геня так давно и так уверенно набила руку на чужой груди, что, не стесняясь, пришивала на свои изделия бирку «Шахнель», где вместо «х» был цветочек и получалась поперхнувшаяся Шанель. Если находился отважный камикадзе и глумливо спрашивал, не боится ли Геня подсиживать саму Коко, Геня, уничтожающе рассматривая нахала, отвечала: «Во-первых, эта буква „х“ неприлична в белье, а, во-вторых, это Вашей Шанеле должно быть стыдно! Мои лифчики знают и носят все, а ее шматы никто в глаза не видел!» И ведь была права...

Геня развернула свое дело с размахом. Два раза в году к ее калитке рано утром или когда стемнеет приезжал покоцаный рафик с надписью Школьные завтраки и нарисованным на кузове мордатым коротконогим школьником, давящимся ватрушкой размером с велосипедное колесо. Из кабины вылезал заведующий малаховским коопторгом Арон Квашис, а из кузова — два совершенно одинаковых крепких паренька, видимо отъевшихся на школьных завтраках, и часа два носили в дом Гени Моисеевна поблескивающие рыбьей чешуей плотные разноцветные рулоны дамаста и другого бельевого материала, складывая их в комнате без окон в поленницу. Раз в год, обычно — весной, у гениной калитки был замечен румын, а, может, и цыган, но без кибитки и медведя, а с двумя огромными кожаными чувалами, где перекатывалось и звякало что-то непонятное. Скорее всего пуговицы всех мастей, крючки, пряжки, кнопки, ремешки и прочая бельевая упряжь. По субботам Геня не работала и к ней приходили две красковские могучие бабы гладить и отпаривать, а по понедельникам — две тонкие девушки-белошвейки с монашескими бледными лицами выполнять кружевные работы. Все остальное время Геня Моисеевна принимала клиенток и титаническими усилиями ставила их грудь на место.

Это были времена, когда женщине еще прилично было иметь тело, и говорящий лист фанеры вызывал сочувствие, а не зависть. Тогда институт груди и других выпуклых частей тела не изжил себя окончательно, а мужская часть населения, невзирая на уровень образования или его отсутствие, национальность и финансовый статус, не пытались разглядеть даму сердца в бесполом подростке старшего школьного возраста, а с удовольствием сжимали в объятиях клиентуру Гени Моисеевны. Она же не просто упаковывала этих дам в достойную обертку, она исправляла некоторые погрешности и промахи природы и обеспечивала дамам не только высокий бюст, но и высокий старт.

Когда клиентура Гени Моисеевны разрослась, то к ней нередко стали заглядывать по делу не только пышногрудые дамы или прикидывающиеся ими худосочные девицы, но и местные, а иногда и московские джентльмены в поисках подходящей спутницы. Не надо только считать Геню Моисеевну сводней, ни в коем случае! Скорее, она была селекционер и справочное бюро в одном лице. В чем-то она даже была провозвестником передачи «Жди меня», но с ее помощью искали не постаревших бывших родственников, а моложавых будущих. И надо сказать, что и в этой сфере деятельности мадам Шахнель не подводила: ни единым сантиметром не соврав, она четко обрисовывала интересующемуся достоинства претенденток, далеко выходя за пределы своего узкого профиля.

— А что, Генечка, или Роза Певзнер таки действительно такая аппетитная красотка или это дело Ваших волшебных ручек?
— Шо я Вам скажу, Ефим Соломонович...Вот Ви — гинеколог, Ви все видите знутри, но кому эта интересна, кроме Вам и той женчины? Так и я. Шо я вижу — то я вижу, но хватит, шоб об етом знали я и та, шо я вижу. Я Вам просто говору: Ви берете Роза и не будете об етом жалеть. И все, шо Ви насчупаете, Вам таки да понравится. Только не рассказывайте ей, шо Ви видели ув наших общих знакомых знутри и меньше любите ее мамочка, иначе шо ув кого знутри будет знать вся Казанская железная дорога...

— Гень Мойсевна, вспомни, нет там у тебя татарочки хорошей лет 40-45? У Рената из Хозяйственного магазина жинка померла, четверо у него, одному не сладить, а он еще и переборчивый....
— Фазиль, из татаров я имею трох, но на Рената вкус тянет только Наиля с объемом 132. Это таки неплохо, но ниже у нее объем еще больше, несмотря шо такие короткие ноги. Пусть Ренат не сомневается, она на их успеет и за детьми, и за ним бегать и пусть его не смущает нижний объем.

— Генечка, дорогая, ты, пока мой заказ отшиваешь, подумай: мне пора женить сына! Леве уже 38, лысая голова и без очков меня не узнает, а все тянет. А я внуков увидеть хочу!
— Миля, зесь не давит? Под мишками не туга? Твой Лева, нивроку, большой умнице, сейхл как у акадэмик, но эти девки же смотрят на вивеска! Поетому я советую тебе познакомить Лева с косой Бэлой Фрумкиной. Если не смотреть ей ув глаза близко, а еще и раздеть — это кукалке! Спрачь лёвины очки, када они будут знакомица и никто не пожалеет, даю гарантия!

Апофеозом гениных матримониальных талантов была удачная женитьба тогдашнего директора Малаховского рынка, старого холостяка Вагана Бадиряна. Какие только слухи о нем не ходили: и что он предпочитает школьниц, и что женщины его вообще не интересуют, чего только народ не придумывал! Но стоило Гене построить пару лифчиков историчке красковской вечерней школы, сорокалетней Аиде, как все эти сплетни рассыпались в одночасье, потому что уже через два месяца вся Малаховка и Красково плясали на их свадьбе. Меньше, чем через год, Геня уже шила Аиде бюстгальтеры для кормящей матери, а через пролетевшие, как мгновение, 11 лет перед Геней уже выпячивала намечающуюся грудь их старшенькая Гаяна. Ваган сиял, как орден Андрея Первозванного, и больше никогда не повышал для односельчан стоимость аренды рыночного места, а Геня каждый праздник получала неподъемную корзину фруктов.

Геня Моисеевна гордо оглядывала пеструю малаховскую толпу. При той товарной убогости и бедности каждая третья женщина в Малаховке и окрестностях побывала в ловких и умелых гениных руках. Даже стоя на рынке в очереди за творогом или к бочке с молоком, Геня спиной могла определить, навалилась на нее ее счастливая клиентка или тычется неудачница в казенном белье. Те, кому повезло, разворачивали плечи, высоко поднимали подбородок и трехпалубной яхтой проплывали мимо кустов сирени и покосившихся заборов, делая вид, что не замечают восторженных и голодных взглядов встречных мужчин от прыщавых юнцов до седых почтенных отцов семейства. Вся генина паства, что недокормленная в войну и после, что располневшая от макаронно-картофельной диеты, была гениными стараниями рельефна, статна и одинаково головокружительна что в фас, что в профиль. И никакая бедность, пустые прилавки, холодящий ужас белья местного промышленного производства и железный занавес не смогли уничтожить привлекательность этих женщин и их ожидание счастья.

Гени Моисеевны давно нет. На Малаховском еврейском кладбище на сухом солнечном пригорке стоит камень, формой подозрительно напоминающий огромную, обращенную к солнцу дамскую грудь, и на нем тускло сияют вызолоченные под именем Геня Моисеевна Шахнель слова «Ты умела творить красоту». Кстати, в этой надписи в фамилии вместо буквы «х» тоже выбит цветочек, поэтому те, кто не в курсе, иногда думают, что Коко Шанель похоронена в Малаховке. Говорят, памятник Гене Моисеевне поставил директор рынка Бадирян в благодарность за свое семейное счастье. И хотя Геня была абсолютно одинокой, могила ее ухожена и там всегда стоят свежие цветы. Все-таки в Малаховке многие имели вкус и знали толк в женских достоинствах.

Рядом с домом, где я живу, три бельевых бутика. Чего там только нет, такое белье когда-то даже не снилось, кружева пеной вырываются из дверей на улицу! Прямо грех сверху что-то надевать! У сегодняшних девиц и дам нет проблемы оснастить свое тело. Но что-то нарушилось в природе. Девочки, девушки и дамы норовят что-то в себе переделать, добавить или урезать, реновации подвергаются носы, уши, губы, скулы и, конечно, грудь. Тысячи изобретателей корпят над конструкциями, которые зрительно поднимают то, что не поднимается, увеличивают то, чего нет вообще, прячут то, что утаить невозможно, разворачивают части тела в любом направлении, но счастья не прибавляется. Всё невозможно элегантно, головокружительно шикарно, безупречно и совершенно, но в глазах гаснет надежда и пульсирует обреченность. Геня Моисеевна, где ты, дай уже барышням счастье! (с) Татьяна Хохрина

Радует, когда компании переходят столетний рубеж. Это значит, что они нужны, что они точно нашли свою нишу. Maidenform уже больше ста лет выпускают женское бельё, а ещё, как я очень люблю, они умели делать шикарную рекламу.

Появились они в «ревущие двадцатые», когда в моде были образ «женщины-мальчика» в платье-рубашке, с короткой стрижкой, курящей папиросы и ... не отличающейся пышной грудью. Но нравилось это не всем…

Мальчишеский силуэт, модный в 1920-х годах, требовал, чтобы бельё скрывало, а не выделяло талию и формы женской груди.  Но Розенталь не нравилось, как её платья сидят на женщинах с искусственно уплощённой грудью (этого добивались, перетягивая грудь бинтами и бандажами, заодно и скрывая наличие талии), и поэтому она разработала новое нижнее белье, которое поддерживало бы и подчеркивало естественную фигуру женщины: две чашки, соединенные бретельками, и тесьма, застегивающаяся сзади.

Муж, Иды, Уильям Розенталь был скульптором-любителем. И он улучшил этот протобюстгальтер, используя ткань swami, которая была похожа на мягкий нейлоновый трикотаж. Его бюстгальтер также имел эластичный центр. Сначала этот простой бюстгальтер был встроен в платья, созданные Розенталь и Биссет. Но клиентки стали просить отдельные бюстгальтеры, и они стали раздавать их с каждым платьем. Это оказалось настолько успешным, что в 1922 году они начали производить бюстгальтеры под названием Maidenform (первоначально Maiden Form) — название, выбранное для контраста с модной тогда «мальчишеской формой».

В 1925 году их компания была зарегистрирована как Enid Manufacturing Company с капиталом в 4500 долларов. В следующем году Maidenform ноткрыла цех в Байонне, штат Нью-Джерси. Уильям Розенталь, ставший президентом компании в 1927 году, получил множество патентов на дизайн бюстгальтеров. Он создал бюстгальтеры для кормления, удлиненные бюстгальтеры и бюстгальтеры для полной фигуры, а также регулируемые бретельки. Считается, что он был первым, кто предложил по-настоящему облегающую чашку бюстгальтера.

В то время как Уильям сосредоточился на дизайне, Ида вела бизнес, ведя переговоры с профсоюзами и внедряя конвейерное производство. Маркетинговый гений, она начала агрессивную рекламную кампанию в печати и на радио, сделав Maidenform первой компанией по производству интимной одежды, которая начала рекламировать свою продукцию. К 1928 году Maidenform производила около 500 000 бюстгальтеров в год.

Успех бренда Maidenform привел к тому, что в 1930 году компания сменила название на Maidenform Brassiere Company.

Во время войны они шили не только бельё, но и парашюты. А в 1950 году они выпускали на нескольких заводах 12 миллионов бюстгальтеров в 15 стилях, каждый из которых имел более 100 различных комбинаций из размера, чашки, цвета и материала.

Но Ида знала, что для лучших продаж нужна лучшая реклама и в 1949 году обратилась в рекламное агентство William Weintrob в Нью-Йорке. Идея самой шикарной рекламы пришла Гарри Треннеру и его жеей Флоренс Шапиро-Треннер. Они рассказывали историю о том, что сидели за кухонным столом после ужина в своем доме и им пришла в голову идея для рекламы - девушка занимается обычными делами во сне одетая сверху в бюстгальтер.

Так появилась первая реклама «Мне приснилось, что я ходила по магазинам в своем лифчике Maidenform». В 1950-60-х гг. вышло 163 рекламы из этой серии. Там были и игры во сне, борьба с быком как тореро, охота на тигра, обращение в суде к присяжным, полёт на воздушном шаре, плавание в образе Клеопатры по Нилу на барже, и даже просто окраска стен и всё это под девизом «Мне снилось, что я ... [занимаюсь каким-то обычным делом]... в моем бюстгальтере от Maidenform».

В 1970-х реклама была не столь интересна – основной упор был не телевизионную рекламу. Но в 1979 году они попытались вернуться к идее рекламной кампании из прошлого под новым слоганом – «Женщина в бюстгальтере от Maidenform – вы никогда не узнаете в какую сторону она повернёт». Однако времена изменились, и в 1981 и 1982 годах организация «Женщины против порнографии» присудила компании пластиковую свинью за сексистскую рекламу. Maidenform смягчила кампанию в 1983 году, продолжая демонстрировать моделей в интимной одежде компании, но фантазируя дома, в отсутствие мужчин. Ну а дальше было уже не столь интересно – опять реклама на телевидении, не очень успешные акции, падение продаж и банкротство. Но бренд не ушёл в прошлое и нижнее бельё Maidenform можно купить и сейчас.